– Кто идет на занятия по рисованию?
Я поняла, что если сейчас не встану с кровати, то снова погружусь в сон. Забеспокоилась, что теряю былую активность. С этим надо что-то делать, поэтому я вопросительно посмотрела на Дашу:
– Пойдем?
Она пожала плечами:
– Пойдем.
Пока мы шли в кабинет, Даша спросила:
– Ты часто рисуешь?
Я усмехнулась:
– Сесть и порисовать – это моя давняя мечта. Но она никак не могла сбыться: то работы много, то сил после нее нет.
Мы дошли до кабинета, я открыла дверь и увидела пожилую женщину. Она сидела за столом и что-то писала. Когда мы зашли в комнату, она подняла глаза. Я никогда не видела таких добрых глаз. Она согревала взглядом, как солнечными лучами.
– Вы пришли порисовать?
Мы, не сговариваясь, кивнули.
– Тогда берите карандаши, – жестом указала на коробку с цветными карандашами, – и выбирайте изображение, с которым будете работать, – она протянула нам пачку листов и открыток.
Я выбрала подсолнух. Даша – птичек на ветке, и мы принялись перерисовывать картинку. Мы легко заговорили о сокровенных вещах, чёркая цветными карандашами по листу бумаги.
Даша рассталась с любимым мужчиной несколько лет назад и решила боль хорошенько заесть. Молодой организм быстро набрал пару десятков килограммов. Даша себя возненавидела. Свое некрасивое, жирное тело. Но каждый раз, находясь в стрессе, она много ела и не могла остановиться. После того, как наедалась, засовывала два пальца в рот, чтобы вызвать рвоту. У Даши булимия. И это сложнее, чем просто поел и обнял белого друга. Но до знакомства с Дашей я об этом не знала.
Она взяла зеленый карандаш, чтобы раскрасить листики на ветке, и спокойно сказала:
– Я долгое время думала, что справлюсь сама. Но не смогла. Теперь я, в основном, ем творог, йогурт и каши. Мясо пищеварительная система не принимает, испорчена безвозвратно. Пострадали и зубы: кислота из желудка слишком часто на них попадала.
Она продолжала водить карандашом по листу бумаги, не отрывая глаз.
– Я говорила с психологом, и он порекомендовал обратиться в эту клинику. За мой непростой случай взялась Марта Андреевна. Молодая, красивая и целеустремленная женщина. Опытный доктор. Она сказала, что лечение в стационаре продлиться не меньше двух месяцев.
Когда мы вернулись в палату, то заметили, что Маша чем-то встревожена. Я спросила:
– Что стряслось?
Маша грустно поделилась:
– Возможно, нас будут переводить на пятый режим.
Даша заинтересовалась:
– Что за режим?
Маша шумно вздохнула и ответила:
– Два раза в неделю приезжаешь в стационар, чтобы взять таблетки и поговорить с лечащим доктором, – она махнула рукой, – считай, выписывают.
Регина добавила:
– Все из-за того, что на втором отделении начался ремонт. Теперь часть пациентов переведут к нам, а нас будут стараться отправить домой.
Так мы узнали, что Машу выписывают в понедельник. Регину – через неделю. И уже завтра, в пятницу, их обеих отпустят домой на выходные.
Я спросила Регину:
– Кто тебя ждет дома?
Регина пожала плечами:
– Только дочка. Правда она думает, что я лечу спину, – она заметила мой удивленный взгляд, – не хочу расстраивать, что я лечусь из-за четвертого суда с ее отцом.
Я удивилась:
– Дочка маленькая? Не знает про суды?
Регина усмехнулась:
– Для меня всегда будет малышкой. 23 года.
Я присвистнула:
– Регина, а сколько тебе лет, если не секрет. Я думала, что чуть за 30. Теперь у меня пазл не складывается.
Маша засмеялась:
– Да, Региша у нас такая: вечно молодая и красивая, – она села рядом с Региной и обняла ее, – давай, шокируй девочек своим возрастом!
Регина улыбнулась:
– Мне 47 лет.
Я смотрела на нее и не могла поверить. Гладкая кожа, стройная, почти девичья фигура. Ей любуешься: плавные жесты, красивая речь, мелодичный голос.
Я показала Даше туалетные комнаты и душевую, одну на все женское отделение, но это никому не мешает помыться. Доступ есть почти всегда. Тем более что напротив мужское отделение, и хочется хорошо выглядеть.
Вечером мысли стали путаться окончательно. Только помню, как забыв, что мы уже ужинали, я собиралась поесть еще раз. Медсестра доходчиво объяснила, что вечерняя трапеза уже закончилась.
Радует что, по словам девочек, феназепам скоро отменят. Хотя благодаря ему можно, наконец-то, выспаться.
Меня позвали на укол и после, едва коснувшись головой подушки, я уснула. Сон был глубоким и ничего не снилось.
В палате нас по-прежнему пятеро: Маша, Регина, Марина, я и Даша.
День 3
Медсестра открыла дверь в палату и сказала: «Девочки, просыпаемся!».
Затем произнесла несколько фамилий, в том числе и мою, и пригласила на пост, чтобы измерить давление.
Давление у меня здесь, как у космонавта. Это радует. С завтрашнего дня я смогу выходить на улицу, хотя совсем не хочется. Мне нравится спать, писать и читать.
Я злюсь, когда звонит телефон, и на экране высвечивается номер руководителя. Он звонит по десять раз в день. Он не понимает, что, если человек лежит в больнице, то надо его оставить в покое. И решать вопросы самостоятельно. Телефон не выключаю – жду звонка от Глеба.
После завтрака я спустилась в подвал на процедуры. Сегодня – дорсенваль. Я не верю, что электрическая расческа изменит мой подход к жизни, но волосы определено станут лучше, и это уже неплохо.
Вернувшись в палату, узнала, что у нас новенькая, она плачет. Мы предложили ей выбрать свободную кровать. Потом я перевела взгляд на шторы, все заляпанные, в пятнах, и решила, что нам для начала стоит поменять шторы.
Я помчалась к заведующей:
– Вера Константиновна, можно нам шторы поменять?
– Конечно, спросите у сестры-хозяйки. Постирать точно можно.
– Спасибо, я тогда ее попрошу.
– Если она откажет, скажите мне. Сделаю так, чтобы она согласилась.
Я закрыла дверь, потом чуть-чуть приоткрыла ее и с улыбкой попросила:
– Вера Константиновна, вы только это… Феназепам мне не увеличивайте за мою активность…
Вера Константиновна рассмеялась.
Я побежала к сестре-хозяйке и получила чистые шторы. Потом мы нашли мужчину с высокой стремянкой и их повесили. Помыли полы. Пригласили симпатичных парней из мужского отделения и переставили кровати. Даже как-то легче дышать стало, и палата выглядела уютней. Перестановки заняли много времени, из-за чего я чуть не опоздала на встречу к Виталию Станиславовичу.
Виталий Станиславович был у себя в кабинете.
– С чем пожаловали?
– Мы договаривались.
– Я не помню, – задумчиво протянул он и постучал ручкой по столу.
– Зато я помню, мне тут нечем больше заняться, кроме как помнить, когда у нас с вами встреча.
Он улыбнулся.
– Виктория, как себя чувствуете?
– Постоянно хочу спать, и меня шатает.
– Это нормально, так будет до понедельника. Потом, когда расслабитесь, я изменю вам терапию.
– Хорошо.
– Как спите?
– Крепко.
– Это хорошо. Ладно, отдыхайте, – он взял чашку и насыпал две ложки кофе.
Я поспешно сказала:
– Доктор, я на лечебную физкультуру хочу и на занятие в психотерапевтической группе.
– Так рано еще. Врач ЛФК в отпуске.
– Но она же выйдет из отпуска?
Виталий Станиславович усмехнулся.
– Хорошо, тогда я вас и запишу.
– А группы?
– Напомните в понедельник. А пока отдыхайте. Высыпайтесь.
Он улыбнулся и включил чайник.
На отделении было время обеда. Мы съели вкусные кислые щи и разошлись по палатам. Убрались в палате и легли спать. Тихий час в нашей клинике может превратиться в два. Поэтому, когда я проснулась, настало время ужина.
В палате я и новенькая – Лана. Она постоянно плачет. Мне очень захотелось ей помочь.
Я спросила, есть ли у нее тарелка, вилка, ложка, бумага? (это стандартные вопросы для вновь поступивших). Она сказала, что тарелку не взяла, и я ей объяснила, что ничего страшного, потому что тут обязательно дадут. Она продолжала плакать. Я спросила, что у нее стряслось? Оказалось, погиб сын. Разбился на мотоцикле, и она до сих пор о нем горюет. Она уже седая, лицо покрыто рытвинами, вокруг глаз борозды морщин. Не дай Бог никому такое пережить.
Я спросила, есть ли у нее еще дети. Она кивнула и тихо сказала, что есть дочка. Я, наверное, как все, сказала:
– Ну, слава Богу.
И осеклась. Разве может один ребенок заменить другого? Очевидно, нет. Может ли он немного успокоить того, кто спрашивает? Очевидно, да. Типа «ну хоть кто-то остался».
Мы помолчали и отправились ужинать.
В пятницу у нас скучно. Заняться нечем. Только сон.
В 9 мне вкололи 2 кубика феназепама для сладкого сна. И сказали, что завтра уже уколов не будет. А жаль. После них засыпаешь, как младенец. И спишь глубоким- глубоким сном. Чувствую, что даже за эти три дня я стала спокойнее. Дружелюбнее. Но меня выводят из себя звонки с работы. Не понимаю, как можно звонить по шестнадцать раз человеку, который лежит в больнице?